«Молодость»: кто не повзрослел – тот дурак

Василий (якутский театральный актер Альберт Алексеев, в кино известен по роли следователя в хорроре «Иччи») приезжает в родную деревню, где не был 20 лет. Как в армию пошел, так и решил не возвращаться, остался в городе. Учился на сварщика и не доучился, женился, а потом развелся. В общем, полжизни без толку промыкался, а теперь вот, здрасте, приехал. На вопрос «надолго ли?» отвечает, что сам не знает, может, и навсегда. А на вопрос «зачем?» даже самому себе вряд ли способен ответить что-то вразумительное.

На родине его немножко помнят – как «тормоза», «придурка» и «того, шуганного». В первый же вечер на танцах в местном баре-ресторане Василию бьют морду какие-то мужики. Затем участковый вручает ему ключи от родительского дома, где давно уже никого нет – все умерли. Василий заселяется в стылую бревенчатую избу и, проплакав ночь о безвозвратно утраченном, пробует начать новую жизнь на старом месте. «Молодость» – картина режиссера и сценариста Дмитрия Давыдова, звезды «нового якутского кино». Директор сельской школы, он снимал с детьми «ералаши», а потом взялся за кино всерьез. Его дебютная полнометражная работа «Костер на ветру» была показана на нескольких российских и зарубежных фестивалях. «Пугало» было признано лучшим фильмом на «Кинотавре-2020». А «Молодость» несколько месяцев назад номинировалась на главный приз Московского международного кинофестиваля. Душераздирающей и чуточку издевательской ретро-романтикой в фильме звучат песни якутского ВИА «Хардыы», известного в 1980–1990 гг. и ныне почти позабытого, – их хит «Молодость» и дал название фильму.

По синопсису может показаться, что перед нами артхаусная «чернуха» про деревню, но это будет ложным впечатлением. Давыдов, как и многие другие якутские режиссеры, снимает не для фестивалей, а в первую очередь для зрителей, потому заботится, чтобы им было интересно. Его картина – ни секунды не скучная, лаконичная (всего-то 88 минут) трагикомедия с элементами абсурда и черного юмора.

Режиссер ведет рассказ, аккуратно собирая его из отдельных сценок, изображающих мытарства героя и снятых преимущественно неподвижной, словно замерзшей камерой (фильм снимался при температуре минус 56, о чем не без гордости сообщается в начальном титре). Давыдов умело использует фигуры умолчания, за которыми у него почти полностью скрывается прошлое Василия. О его прежней жизни в родном селе, а затем в городе мы можем судить лишь по отдельным репликам, эмоциональным реакциям да емкому вердикту тетки «как был придурком, так и остался».

Но главное: на умолчаниях строится и рассказ о настоящем. Когда в самом начале героя бьют у ресторана, режиссер показывает нам не дерущихся, а лишь их тени на ярко освещенной фонарем белой стене. Этому принципу изображения он следует на протяжении всего фильма. События здесь часто разворачиваются не в кадре, а чуть в сторонке, чтобы зритель их видел, да не совсем. Некоторых важных для истории персонажей нам так толком и не показывают. Мы видим их тени, ноги, лицо Василия, когда он с ними разговаривает, слышим, само собой, их голоса, но сами они всегда остаются немножко за кадром. Маячат на его границе, кажется, вот-вот шагнут в него, но нет.

Это не мешает восприятию истории – тех деталей, фрагментов и кусочков, что дает нам режиссер, оказывается достаточно, чтобы общая картина происходящего сложилась и обрела убедительность. Но такой способ повествования создает интересный эффект: зрителю здесь отведена роль постороннего и словно непрошеного наблюдателя, который не может войти в изображаемый мир и почувствовать себя в нем как дома. Как не может этого и герой – он в родном селе тоже, как ни старается, остается для всех чужим.

Неполно обрисованный мир заставляет зрителя невольно сомневаться в его реальности, и режиссер увлеченно играет с этими сомнениями. В «Молодости» многое странно, кое-что балансирует на грани фантастики, а в бытовых деталях порой мерцает нечто отнюдь не бытовое – и это сближает фильм с магическим реализмом. Родное село Василия предстает этаким пограничьем. Какие-то невидимые гопники постоянно задирают его из закадрового пространства. Но, может, это и не гопники вовсе, а так – морок, мелкие и не вполне существующие бесы, порожденные ночной тьмой и якутскими морозами.

Периодически перед домом возникает настырный и тоже почти невидимый визитер, слезно требующий вернуть ему мотоцикл, который Василий вроде бы одолжил 20 лет назад и не вернул, а человек, вишь ты, все эти годы ждал и надеялся. Да полноте, был ли тот мотоцикл и реален ли тот визитер? Или это нечистая совесть героя требует вернуть накопившиеся за долгие годы долги? Вдобавок ко всему где-то совсем рядом бродит, кажется, черт. В неприкаянном Василии можно увидеть общие черты и с шукшинскими чудиками, и с некоторыми персонажами американского независимого кино – то же несоответствие героя своему месту в мире, та же безотчетная тоска по чему-то иному.

«Молодость» – история человека, который хочет вернуться домой, а у него не получается. Василий ведет трагикомические войны с холодильником и телеантенной. Налаживает отношения с живущей у него в доме мухой (эта сюжетная линия, начавшись в виде фарса, заканчивается уже в виде трагедии). Зависает дома у бывшей одноклассницы (Елена Маркова, известная по сериалу «Перевал Дятлова»), словно, как в былые времена, зашел к ней после школы, – а ее муж в это время тихо злится во дворе.

Будто и не было этих 20 лет, Василий пытается войти в одну и ту же воду еще один разочек. Но та вода давно уж утекла – не поймаешь, не воротишь. Все умерли. А кто не умер, тот повзрослел. А кто не повзрослел – тот дурак. Ну и, быть может, капельку святой – не так уж велика, как известно, разница.